С гибелью лошади ноша на плечах каждого увеличилась, и это еще более обострило отношения между диверсантами, в частности между Ставруком и Петровым.
Они без конца ссорились, и с каждым днем ненависть между ними накалялась. Но Петрова поддерживал во всем Судзуки, и злоба Ставрука была бессильной. Однако скоро Ставрук получил счастливую возможность уронить в глазах Судзуки авторитет Петрова.
Он стал подозревать, что Петров ворует галеты. Однажды он увидел, как тот, нарочно отстав, торопливо жует галету; в другой раз он заметил на губах Петрова крошки после того, как тот сходил в кусты. Ставрук решил подкараулить и поймать вора.
Сдав ночью дежурство Петрову у костра, он улегся и сделал вид, что уснул. Между тем сквозь смеженные веки он наблюдал за Петровым. Прошло около часа времени.
Наконец Ставрук увидел: Петров бесшумно придвинулся к сумке и стал горстями накладывать галеты себе за пазуху.
— Это еще что такое? — торжествующе, с издевкой гаркнул Ставрук. — Воруете, господин Петров?
Диверсант, как ужаленный, отскочил от сумы. Его лукавые глазки замигали.
— Я укладываю имущество, чтобы удобнее лежало…
— А-а, имущество укладываешь? За пазуху?
— Вы что, вы что кричите на меня? — залепетал он.
От шума проснулись Судзуки и Соломдига. Ставрук, смакуя каждую деталь, подробно рассказал, как все было. Он умолк, и у костра наступила тишина, которая бывает перед бурей. Но бури не произошло. Судзуки спокойно приказал Петрову вернуть галеты.
— У нас в Японии, вы же это знаете, — Судзуки жестко посмотрел на вора, — за это рубят правую руку. Постыдились бы, ведь вы цивилизованный человек! — тихо закончил он, укладываясь спать.
Укрывшись одеялом с головой, он долго молчал, и казалось, уже уснул, как вдруг глухо сказал:
— Если еще повторится нечто подобное, с кем бы это ни случилось, виновный не проживет и часа…
Ничего более не сказав, он уснул.
После этого случая разобщенность между диверсантами перешла в глухую вражду. Но открытых ссор между Ставруком и Петровым не стало — Судзуки запретил их.
Но особенно подозрительные перемены произошли в поведении проводника. В первые дни похода он открыто высказывал свое недовольство, когда наблюдал какоенибудь безобразие со стороны «геологов». Затем он ограничивался лишь советами, но по-прежнему был словоохотлив, любил шутить, часто смеялся. Теперь же он выглядел больным, был мрачным, раздражительным.
Как-то вечером его не стало у костра. Сию же минуту исчез и Судзуки. Японец следил за орочем, и не напрасно:
Соломдига, делая вид, что ищет ягоды, все больше удалялся от стоянки. Время от времени он озирался по сторонам, не замечая Судзуки, зорко наблюдавшего за ним. Вот ороч спустился в распадок и быстро пошел прочь от бивуака. Но у выхода из распадка неожиданно столкнулся с Судзуки.
— Ягоды нет, — сказал японец, держа руку в правом кармане.
— Моя, однако, тоже не находи ягода, — ответил растерявшийся Соломдига, подозрительно метнув глаза на правую руку японца.
— Ружье давай мне, — распорядился Судзуки, заметив, что ороч сжимает ремень берданки, закинутой за плечо. Не вынимая правой руки из кармана, японец подошел к Соломдиге и снял с его плеча ружье.
— Теперь твоя иди вперед, моя пойдет следом, — приказал Судзуки, и они двинулись к бивуаку.
У костра не сразу догадались, что произошло. Только когда ороч опустился к огню, Судзуки сказал:
— Давай-ка твой нож, моя хочу его смотри. Соломдига повиновался беспрекословно.
— Пытался уйти? — первым понял происходящее Петров.
— Да, ягоду пошел собирать…
— Значит, догадался, с кем имеет дело? — вполголоса спросил Ставрук.
Вместо ответа Судзуки разрядил ружье Соломдиги и ушел в лес. Минут через десять он вернулся без ружья.
— Закинули? — спросил Петров.
— Да, пускай теперь попробует найти, — злорадно усмехнулся японец. — На ночь связывать руки и ноги.
Днем ни на минуту не оставлять без охраны.
Обращаясь к проводнику, он объяснил:
— Следующий раз попробуешь бежать, — отрезай тебе левое ухо, — он провел рукой у левого уха. — Если же через десять дней не приведешь нас к Сыгдзы-му, сделаем тебе такой, — при этих словах он взял полено и показал, как перебьет ему кости рук и ног. — Помирай тебе нету, но и ходи нету. Наша бросай тебя тайга, где много муравьи.
Их кушай тебя.
Ороч с ужасом посмотрел на японца и заплакал.
— Ваша люди советский нету, — только и мог произнести он и, покачиваясь, стал стонать и бормотать что-то про себя на своем языке.
Часть вторая
ВЛАСТЬ ДЕБРЕЙ
Глава первая
Пахом Степанович покидает лагерь. — Глухая долина. — Каменный рябчик. — Ночная тревога. — Рысь. — Затесы на дереве. — Письмо.
Пахом Степанович отправился на поиски Дубенцова и Анюты сразу же после того, как снарядил Черемховского в больницу. Распрощавшись с теми немногими, кто оставался теперь в опустевшем лагере на плато, он накинул на руку повод лошади и двинулся на восток, к Близнецам.
От Близнецов он прибыл к развилке долины, где была оставлена веха, и теперь пошел по следу, проделанному им и Черемховским вчера. В десятом часу утра он достиг болотистой впадины, где вчера профессор обнаружил магнитную аномалию. Здесь он расседлал мерина и принялся готовить себе завтрак, чтобы подкрепиться перед началом трудной работы следопыта.
За долгие годы скитаний по тайге у Пахома Степановича не только выработалась привычка вести себя в глухом лесу, как в собственном доме, но и накопился опыт все делать четко, без лишних движений, без лишней затраты времени и труда. Он знал, где искать воду, каким пользоваться топливом, чтобы скорее сварить пищу, где ставить бивуак в зависимости от погоды и времени дня. Тайга для него не была загадкой — наоборот, она была для него открытой книгой, которую он умел мастерски читать.