Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто - Страница 32

— Симптомов энцефалита нет, — развел руками фельдшер. — Потом же я все время применяю профилактику, сами знаете, так что не должно быть… Старый организм — вот с трудом и переносит болезнь. Полагаю, воспаление легких.

Сам вылечишь?.. — хмурясь, спросил Пахом Степанович.

— Не могу ручаться, дорогой. Сами знаете, не врач я, фельдшер только.

— Так-так… Стало быть, может умереть Федор Андреевич? — мужественно спросил старый таежник.

— Наперед не заглянешь, болезнь есть болезнь. А гут еще слабый, подорванный организм.

— Говоришь, обязательно в больницу?

— Совершенно обязательно! решительно ответил фельдшер. — И немедленно нужно везти,

— Ну, коли так, то собирай свои пожитки, — заключил таежник. — Повезете вдвоем с рабочим. Один будет верхом сидеть и держать его, другой поведет лошадь в поводу. Через марь не ходите, замучите его, обойдите слева.

Возле Удом и заберете Мамыку и скажите ему, что я просил его в одни сутки доставить Федора Андреевича из стойбища в Комсомольск на бату. Будете идти днем и ночью. Сутки вам до Удоми, там двое суток до стойбища и еще одни сутки до Комсомольска. Чтоб в четыре дня были в Комсомольске, — почти приказным тоном мрачно закончил Пахом Степанович. — Что случится — ты в ответе. Сам знаешь, кого везешь… Да еще просьба к тебе — письмишко запечатай да опусти в Комсомольске, хозяйке моей.

В письме, которое начиналось самыми нежными словами, таежник сообщал «хозяйке» о несчастьях, постигших отряд, предупреждал не ждать скоро. «А председателю Андрею Игнатычу скажи: пойду в зиму с бригадой белковать в верховья Зимина ключа, пущай завезет туда юколы и подремонтирует лабаз».

Распорядившись подготовить лучшую лошадь с седлом, Пахом Степанович зашел в палатку Черемховского, чтобы сообщить решение, принятое вместе с фельдшером.

Начальник отряда пытался возразить.

— Однако вот что, Федор Андреевич, — решительно заявил Пахом Степанович, — железо и уголь не убегут, а твоя жизнь дороже всего. Выздоровеешь, тогда исходи хоть всю тайгу. А за дочку и Виктора Ивановича не беспокойся: разыщу и приведу…

Черемховский не отвечал, но по всему видно было, что он соглашается с доводами старого друга.

Пока готовили лошадь, фельдшер поставил горчичники на грудь и шину больного. Температура у профессора поднялась еще выше. Черемховский начинал бредить. Он звал Анюту, предостерегая ее от каких-то ужасов, то и дело громко вскрикивал что-то по поводу магнитной аномалии, разговаривал с воображаемым Дубенцовым, упрекал его за оплошность.

По бред продолжался недолго. Когда сияли горчичники и стали одевать потеплее, чтобы сейчас же везти, Черемховский пришел в себя.

— Ах, как же некстати моя болезнь, — простонал он.

— Пахом Степанович, дорогой мой друг, ищи девочку мою, спасай… Не дай им обоим погибнуть…

Под красными, воспаленными веками Черемховского показались слезы.

— Виктору Ивановичу передайте, ежели… со мной что случится… ему я поручаю все… руководство поисками и… завещаю свои труды…

— Успокойся, Федор Андреевич, — непривычно мягким и ласковым голосом успокаивал его старый таежник.

— Мы еще походим с тобой по тайге и не одно месторождение отыщем. А Анюту и Виктора Ивановича я найду хоть на краю света, будь за это спокоен.

К палатке подвели оседланную лошадь.

— Ну, Федор Андреевич, на всякий случай, прощай, — приложился Пахом Степанович к лицу старого друга. — А я сейчас же отправлюсь своей дорогой…

Игнат Карамушкин давно жаждал подвига. Должно быть, эта жажда и привела его на Дальний Восток; повидимому, она и послала его в трудный поход с экспедицией. Но по-настоящему она пробудилась в нем после встречи отряда с Виктором Дубенцовым. Один Карамушкин знал, как он завидовал молодому геологу. Охота на тигра, спасение Мамыки — как хотелось Карамушкину, чтобы все это было сделано им!.. Конечно, этим Дубенцов и приманил на свою сторону Анюту — как не влюбиться девушке в такого героя! А что Карамушкин в сравнении с Дубенцовым? Так, жалкий лекарь, который к тому же не знает тайги, да еще мало образован. Но подождите, Карамушкин еще покажет себя! Он понимал, что подвиг не достигается одним лишь желанием, но он не подозревал, как много нужно для этого.

Готовясь к трудному пути, он бегал по бивуаку весь взъерошенный, потный. Он сам осмотрел лошадь, седло, приготовил микстуры, которые потребуются в пути, отложил и передал Стерлядникову лекарства, которые надо было оставить на бивуаке.

И вот сборы закончены.

— Будем двигаться так, — с видом распорядителя объяснял он рабочему, выделенному в помощь: — один в седле с больным, а другой будет вести лошадь в поводу, потом будем меняться. Понятно?

— Подождите, подождите, — остановил Карамушкина техник-геолог Стерлядников, когда фельдшер уже стал взбираться в седло. — А вы знаете, как нужно двигаться чтобы максимально сократить время в пути?

— Пойдем к Удом и, а там начинается тропа… Марь будем обходить с юга, как советует Пахом Степанович.

— Я не об этом говорю. Расчет времени в пути есть у вас?

— Какой расчет?

— Вот видите, а думаете быстро добраться до стойбища, — с укором сказал Стерлядников; он не ставил Карамушкина ни в грош и считал ошибкой поручение ему везти Черемховского в Комсомольск-на-Амуре. — Слушайте и запоминайте, — подчеркивая каждое слово, продолжал он. — Лошадь не механизм, а животное. Вы думаете, наверное, днем идти, а ночью спать? Ну вот, так вы за неделю не доберетесь. Вот вам режим движения: час двигаться, десять минут отдыхать. Через два часа тридцатиминутный привал, через шесть часов — двухчасовой привал. Никаких ночевок. Ночью тоже можно идти; для этого заготовьте с вечера десятка два факелов из березовой коры. Особенно там, за Удом и, где есть тропа. Овес лошади давайте на двухчасовом привале, да побольше. Вы меня поняли?