Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто - Страница 7

Он долго бродил в зарослях, изнывая от жары, и совершенно неожиданно обнаружил, что сделал петлю, — встретилась замеченная ранее ель со сломанной макушкой.

Дубенцов сообразил: хищник вышел на его след. Сердце защемило от страха: в любую минуту зверь может прыгнуть на него сзади.

Дубенцов долго прислушивался к звукам леса, но ничего необычного не услышал. Немилосердно палило солнце, и, разморенный жарой, мир таежных обитателей, молчал.

Молодой охотник поймал себя на том, что решительно не знает, что предпринять. Идти вперед — зверь наверняка уже преследует его по пятам; повернуть обратно — вспугнешь хищника, и он стремительно скроется. Взгляд его случайно остановился на темном буреломе, громоздившемся в сторонке. «Устроить засаду!» — это решение пришло моментально.

В буреломе он нашел хорошо укрытое место. Замаскировавшись и взяв в зубы веточку бузины, терпкий запах которой должен был заглушать запах человека, юноша стал терпеливо поджидать зверя.

Время тянулось медленно. Мошкара лезла в глаза и рот, колено упиралось во что-то острое, в грудь давил сук, но Дубенцов не шевелился. Наконец до слуха долетел легкий шорох. Дубенцов чуть повернул голову и увидел: по стволу поваленной лесины бегал маленький, желтенький зверек в черных продольных полосках — бурундук, черт бы его взял! Зверек явно не замечал человека. Но почему же он то и дело опасливо вскидывает мордочку с черными блестящими бусинками глаз?

Хруст валежины на оставленном следу тигра заставил Дубенцова вздрогнуть. Сквозь кусты ясно показался светло-желтый бок тигра, проступила длинная прямая линия его спины. Голову зверя сначала скрывали ветки, но вот показалась и она. Круглые настороженные глаза, маленькие, прямо поставленные уши, длинные редкие щетины усов придавали огромному зверю полное сходство с желтой кошкой. Крадучись, тигр полз на брюхе, вытягивая шею, припадая головой к траве и вынюхивая след.

Первая мысль была стрелять в голову. Но тигр водил ею из стороны в сторону, и, чтобы поймать ее на мушку, надо было водить стволом карабина. Зверь мог заметить даже легкое движение. Дубенцов решил стрелять под левую лопатку. Карабин удобно лежал на упоре, глаз охотника видел прямо по линии прицела, и, для того чтобы выстрелить, требовалось чуть опустить дуло вниз. Но и это ничтожное движение мог заметить зверь. Ничего другого не оставалось, как подождать, улучить момент.

Тигр остановился, повел носом. Левая его лопатка приближалась к линии прицела. Дубенцов весь напрягся, в какую-то долю секунды понизил дуло и нажал на спусковой крючок. Выстрел расколол тишину, и тотчас раздался страшный рев тигра. Передергивая затвор, Дубенцов увидел, как зверь скакнул вверх, поломал куст бузины, шарахнулся в противоположную от охотника сторону и исчез в зарослях. Только треск в лесу указывал направление, куда уходил зверь. Дубенцов послал наугад в ту сторону еще два выстрела и выскочил из своей засады.

Он был вне себя.

— Такой случай, такой бесподобный случай!..

На траве и листьях подлеска в том направлении, где скрылся хищник, дымились свежие капли крови. Дальше начиналась полоска крови на зелени, и это облегчало слежку. Дубенцов быстро пошел по следу, решив во что бы то ни стало настигнуть и добить зверя, и тут столкнулся с отрядом Черемховского…

Глава третья

Признаки жилья. — Стойбище орочей, — Гостеприимная учительница, — Фотография, привлекшая внимание Анюты, — Беспокойство за судьбу Дубенцова. — Пахом Степанович отправляется на поиски.

Под вечер, придерживаясь направления, указанного Дубенцовым, караван перевалил горб невысокого холма и через старый березовый лес спустился в узкую долину.

Здесь была сделана короткая остановка, чтобы ориентироваться, как идти дальше. Где-то вблизи должно находиться стойбище. Пахом Степанович отправился на разведку и вскоре вернулся с приятной вестью — он нашел проторенную тропу.

Через четверть часа таежник вывел караван на эту тропу, вьющуюся между старыми лиственницами. Тропа вскоре привела к ручью, через который были перекинуты жерди. После путешествия по бездорожному дремучему лесу признаки жилья обрадовали путешественников. Бодро вскинув головы, заметно прибавили шагу и лошади.

Игнат Карамушкин шел теперь рядом с Анютой. Он был в приподнятом настроении. По пути срывал лекарственные травы — солодку бледноцветную, василистник малый, хвощ зимующий, шиповник пахучий, мужской папоротник, страусник черный, частуху восточную, спаржу даурскую — и с увлечением рассказывал девушке об их лечебных свойствах.

— Скажите, вы были фармакологом? — спросила его Анюта.

— Нет, — ответил фельдшер и самодовольно улыбнулся. — Все это я изучил за два года здесь. Ведь я ехал на Дальний Восток, знаете, почему? Чтобы нести в темную жизнь тайги светоч разума!

— И как же вы думаете нести его? — спросила Анюта, пряча улыбку.

— Я буду служить делу оздоровления местного населения, — не замечая иронии собеседницы и нисколько не смущаясь высокопарностью выражений, ответил Карамушкин. — У них, у местных народностей, как я узнал, нездоровые, абсолютно антисанитарные условия быта.

Они даже кушают, как я вычитал, из одного котла с собаками.

— Вычитали из одного котла с собаками? Карамушкин смутился, покраснел, и Анюте стало жаль его.

— Извините, Игнат Харитонович, — проговорила она с улыбкой, — тут просто смешная игра слов. Вы не оби- делись на меня?

Но фельдшер и не думал обижаться. Он так непререкаемо верил в свою высокую миссию, так высоко ценил идею служения тому, чтобы «нести в темную жизнь тайги светоч разума», что никакая явная или скрытая ирония не трогала его. И за это Анюта уважала Карамушкина.