Долго бились орочи с людьми в камышовых панцирях.
И увидел Джагман, что не одолеть врагов. Собрал он свой род и сказал:
— Надо уходить в тайгу. Там не достанут нас враги.
И пошли орочи в дремучую тайгу. Все дальше уходили они от большой реки. Кончились мелкие сопки, пошли горы. Вот и лес поредел, высокие скалы обступали орочей. А люди в камышовых панцирях все шли по следам. Плясал Киломдига, бил в бубен и призывал на помощь чужим людям злых духов.
Видят орочи: идти дальше некуда — впереди неприступные скалы. Остановились они у тех скал и стали биться. Засыпали враги племя Джагмана стрелами. Словно черная туча, затмили стрелы солнце, не стало видно бежавшую в ущелье реку.
Покрылись скалы кровью орочей. Все меньше оставалось их, а люди в камышовых панцирях прошли уже в ущелье и заполнили его с обоих концов.
Кричал Киломдига, бубном потрясая:
— Покорись, Джагман!
Понял Джагман, что пришел конец ему и его роду, и тогда крикнул:
— Пусть скалы навеки похоронят меня! Никогда еще не гнул я спину перед обманщиком!
Потом повернулся к горе и прокричал:
— Гора, гора, обрушь на меня свои скалы, и пусть вместе с моим родом погибнут под камнями лютые враги.
И он ударил своим копьем в скалы. Начали они рушиться. Три дня рушились скалы. Гром великий грохотал вокруг. Тряслась земля так, что в реках расплескалась вола.
Черная туча поднялась над ущельем.
Погибли Джагман и храбрые его воины. Но не уцелели и люди в камышовых панцирях, и стала в ущелье вода красная от крови Джагмана…
Теперь это место называется Сыгдзы-му — Красная вода. Одни лишь злые духи живут там. Беда человеку, который забредет туда, — он уже никогда не вернется обратно…»
Канчунга умолк и некоторое время задумчиво продолжал смотреть на огонь. Потом улыбнулся и пояснил извиняющимся тоном:
— Так говорит сказка. А в старых наших сказках всегда бывает страшный конец и всегда говорится про злых духов.
— Есть ли в самом деле такие места в тайге? — спросил я ороча.
— Кто знает!.. Старики говорят, будто есть, вон там, — и Канчунга указал в аспидную темень ночи куда-то на юговосток, за реку.
Со всех сторон нас обступала темная тишина. Ночь показалась жуткой и таинственной…
Часть первая
ПО СЛЕДУ
Глава первая
Бивуак на перевале. — Ночная гроза. — Сборы в путь. — Отец и дочь. — Поиски стойбища. — Дебри СихотэАлиня. — Предыстория экспедиции. — Встреча в тайге.
После четырех дней пути караван остановился бивуаком на перевале. Уже затемно отряд достиг вершины. Спуск на ту сторону хребта оказался опасным, надвигался дождь с грозой, и путешественники не рискнули продолжать движение. И только-только успели устроиться, как разразилась гроза. При ослепительных вспышках молний тревожно ржали и метались у коновязи лошади, ветер бешено рвал палатки, хлопая натянутой парусиной. Люди провели без сна много часов. Только за полночь гроза стала стихать, и изыскатели уснули.
Утром первыми проснулись повар и фельдшер Игнат Карамушкин. Он с усилием открыл крышку своих огром ных охотничьих часов, близоруко посмотрел на циферблат и, зевнув, спросил повара:
— Как думаете, проснулся профессор?
— Не понимаю, что вы пристаете к нему каждое утро со своим градусником? — проворчал тот в ответ. — Ведь это даже неприлично.
— Вы считаете? Но что поделаешь! Мне так приказано. И потом вы странно рассуждаете, Василий Егорович, — с укоризной добавил фельдшер и стал зачесывать назад свои редкие рыжие кудри. Худо е и острое лицо его с раскосыми, часто мигающими глазами стало серьезным. — Крупный ученый, человек в престарелом возрасте… Да вы понимаете ли, как нужно оберегать его здоровье?! А условия какие?
Фельдшер вышел, встряхивая термометр. К палатке профессора он приближался неслышно. Здесь остановился, затаив дыхание, стал прислушиваться. Ему показалось, что он услышал легкое дыхание дочери профессора, Анюты…
— Это вы там, Карамушкин?
Фельдшер вздрогнул. Оказывается, начальник экспедиции уже встал.
— Заходите.
Карамушкин робко откинул полог, боком протиснулся в палатку и прошептал:
— Доброе утро, Федор Андреевич. Как спали, как чувствуете себя?
— Благодарю. Давайте ваш градусник. Это что же, так будет каждое утро?
— Видите ли, Федор Андреевич, — смущенно заговорил Карамушкин. — Мне так приказано. Я головой… — Увидев, что Анюта заворочалась в своем спальном мешке, он перешел на самый тихий шепот: — Я головой отвечаю за ваше здоровье, Федор Андреевич.
Бивуак ожил. Дымил костер, люди просушивали и скатывали вьюки, готовясь к новому переходу по бездорожью.
Ожил и лес. Веселое пенье птиц, звонкий стрекот кедровок, бодрящий прохладный воздух утра быстро разгоняли сон людей.
Перед тем как разбудить дочь, Федор Андреевич Черемховский по-хозяйски осмотрел лошадей, проверил упаковку вьюков, закладку продуктов в котел, перекинулся несколькими словами со старым таежником-проводником Пахомом Степановичем, пока тот старательно и искусно обматывал ноги портянками и надевал охотничьи бродни, потом вернулся в свою палатку, с минуту посидел у постели спящей дочери, любуясь ее беззаботным лицом, пышущим свежим румянцем, и мягкой прядкой темных волос на лбу.
Старый геолог понимал, что не следует слишком баловать Анюту, ставшую уже настоящим геологом, что чрезмерная опека мешает воспитанию в ней самостоятельности и выносливости, но чувства часто брали верх над сознанием. С трудом пересиливая себя, он осторожно потрогал плечо девушки. Та открыла глаза и спросила с легким испугом: